Берлинская флейта [Рассказы; повести] - Анатолий Гаврилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все же пора за дело.
Прислушался — ничего не услышал.
Присмотрелся — ничего не увидел.
И он молчит.
Завел меня в эти блядские дебри — и молчит.
Сдвиг на полтона вверх — звук пустой и холодный.
Сдвиг на полтона вниз — звук пустой и холодный.
И только подумал, что сейчас могу зацепить, и зацепил вилкой, и опрокинулся бокал с красным вином, и официант молча заменил и бокал, и скатерть, и я подумал, что было бы хорошо, если бы он заменил и меня.
И все же…
И все же в результате хороших условий организм стабилизируется, преображается, молодеет на глазах, обостряются зрение, слух, обоняние, осязание, кровь играет, кожа разглаживается, газы на выходе достигают максимальной плотности и скорости, все снова как бы впервые, радость и бодрость, экстатическое ликование, везде что-то есть, отклонение из минора в параллельный мажор, стремительный порыв, жажда счастья, преобладание секундовых интонаций, чередуемых с мягкими ходами на терцию, простота, выразительность, напевность, многоплановость содержания и разнообразие образов, модуляционная свобода, мечтательность, шаловливый задор, юмор и страсть, таинство и мистерия жизни, способность удивляться, волнующий монолог флейты — плотина рухнула, и фекалии хлынули в пересохшее русло, а если без дураков, то по-прежнему ничего нет.
Строители заканчивают установку лесов, к строительной площадке подтягивается техника и материалы, здесь тоже наличествуют элементы тяжелого физического труда, и тут есть и ломы, и носилки, и молоты, и тачки, и я, наблюдая за ними из окна, снова грустно констатирую, что почти всю свою жизнь, с первых шагов, был прикован к тяжелым, часто непомерно тяжелым физическим работам, и это при том, что субтилен. Объявляем себя интеллектуальной и духовной элитой нации.
Плохие условия — проблема.
Хорошие условия — проблема.
Превосходные условия — проблема.
Не нужно было никуда бежать.
Нужно было оставаться под забором.
Восходящее движение.
Нисходящее движение.
Ложная реприза, прерванный оборот и переход в первоначальную тональность.
Говорят, что одна из серьезных ошибок заключается в том, что исходная ситуация считается неизменной.
Наверное.
Может быть.
Тень слева, тень справа, он зашел к учителю своему и покормил его кашей, навел порядок в его квартире, поболтал с лифтершей, помог незнакомке тащить чемодан, потерял сознание.
Долбил лед, камень, толстые шкуры, тащил на горбу, в руках, в зубах ношу других, в том числе и мою…
Шаги, чьи-то шаги, немного шаркающие — неужели?! Да, это его шаги, это он, почувствовав, что погибаю, бросил все и примчался сюда!
Нет, это Георгий — ужинать зовет.
Что-то грузинское, вино, фрукты, кофе, рассказывает что-то о себе, о своем детстве, но я сейчас там, где осенняя роща на берегу пруда, деревянный мостик, поле, последние полевые цветы, лес, дальняя скороговорка железнодорожной сортировочной станции, тихие аллеи, опавшие листья, дачи, котельная, столовая, минарет водонапорной башни, луна над минаретом, отражение огней в темной воде, высокие сосны, кусты, дачная музыка, — наверное, там он сейчас, наверное…
Ничего нет.
Ничего нет и уже, кажется, не будет.
Тогда садишься в трамвай номер один и едешь мимо старого городского кладбища, школы, кинотеатра, парикмахерской, маслобойни, плавбассейна, больницы, реки, камышей, садов, парка, где тогда признался ей в любви, все ближе дыхание молоха, пролом в стене, огонь, дым, грохот, подъем по крутой железной лестнице, выход на эстакаду, одно движение — и ты летишь вниз, в жидкий шлак, и это твой последний полет на фоне тремолирующих газгольдеров и хорала кауперов.
Суп пакетный, крабовый, канадский, дешевый, картошка, селедка, чай.
Деньги нужно экономить.
Ей нужна хорошая флейта.
Она учится.
Это он вынудил меня отдать ее в музыкальную школу.
Ты вынудил — ты и покупай.
Перепроизводство музыкантов, художников, литераторов, скульпторов, режиссеров, композиторов, танцоров — армия сумасшедших.
Вот и здесь уже появились желтые листья.
Доминанта, субдоминанта.
Срез больной акации в процессе обработки дает хорошую фактуру.
Уролесан вытек — сульфадиметоксин подмок.
Дай чуть назад, и поехали вперед.
Покупая антрацит, мы покупаем уголь, но не блеск его.
Звук — колебание воздуха.
Мир полон звуков.
Целая нота — это четыре удара ботинком в харю.
Дождь, Шёнеберг, кафе. Дождь, дым, вопли. Пьяные инвалиды в инвалидных колясках, одинокая пьяная дремлет, склонившись на стол, с пивом и газетой клюет носом толстяк, вбегает и выбегает серб, кажется, сумасшедший, бармен с лицом уголовника, и она, талантливая, спивающаяся, с лицом чем-то удивленной обезьяны, и бездарь с лицом мертвеца.
Зря проживаешь деньги немецких налогоплательщиков.
Бессмысленность твоего пребывания здесь становится все более очевидной.
И он молчит.
Моника принесла розы и поставила в вазу. Ужин. Они собираются в Париж. Не составлю ли я им компанию?
Париж… какой уж тут Париж…
Стоишь и держишь в руках горячую свечу зажигания.
Лежишь и держишь в руках холодную, восковую.
Или заталкиваешь ихтиоловую в прямую кишку.
Хладнокровие как залог успеха.
Опережающая скорость тени тела.
Изогнутость кактуса есть результат воздействия компьютера.
Негр идет по тропинке.
Осенняя пчела ползает по бумажным цветам, а что она там ищет и где она будет зимовать — неизвестно.
Он потерпел поражение в борьбе с мещанством и вынужден был покинуть родину.
Не берись за работу круто, входи в работу исподволь. Телеграфное отделение: на «Люксе» — цветы, на «Делюксе» — тоже, только перечеркнутые лентой крепа, то есть «Последняя лента Крэппа», конец.
Впрочем, «Люксом» можно поздравить усопшего, а «Делюксом» — новорожденного.
На одном огороде все сгорает от недостатка влаги, на другом все гниет от ее переизбытка.
Вода прибывает, лед посыпан золой.
Сдвиг на полтона вверх — вода прибывает.
Сдвиг на полтона вниз — лед посыпан золой.
Никогда не поздно учиться.
Познания прибывают.
Везде что-то есть.
Пошел в Большой театр, но из-за поноса не дошел — и больше никогда не ходил.
Да, они там живут, и железная дорога за отрезанные ноги дала ему квартиру, и он сейчас рисует.
Арка, двор, дверь, присутствовали: связист, связистка, литейщик, милиционер, газоспасатель, лаборантка химводоочистки.
Экзальтированная дама воскликнула, что он сегодня герой дня, он ответил, что меняет героя дня на героя ночи.
Сестра-хозяйка в синем ватнике сказала, что с этой дачи только что съехал Шнитке.
Опоздали на завтрак, и хромая официантка хмуро заметила, что Шостакович никогда не опаздывал.
Увидели в аллеях сквозь ночную метель женщину, побежали, но то была снежная баба.
Дорога после дождя.
Степь зимой ночью за городом.
Из глины всегда можно что-то сделать.
Надежда на сбыт полудрагоценных камней не оправдалась.
Укроп плохой, помидоры почернели.
У нас были пчелы.
Летом в степи жарко и скучно.
Она учится в четвертом классе, у нее золотые сережки, маникюр, педикюр, перманент.
Паркетный пол не без изъяна в смысле скрипа, но легкого.
Она купается в корыте.
Блеск и ломкость ногтей.
Облака и вода — в одном направлении.
Он любит военную и приключенческую литературу.
У нее радикулит и опущение правой почки.
Первый спился, второй не пьет, но идиот.
И там была черепица, и здесь черепица.
Вдруг куда-то исчез чемодан.
Показалось.
Вдруг куда-то исчезли деньги.
Показалось.
И там под мостом протекала жизнь железной дороги, и здесь под мостом протекает жизнь железной дороги.
Сдвиг на полтона вниз и переход в первоначальную тональность.
В первом классе у меня была похвальная грамота.
Позвольте представиться.
Молчи.
Снег отражает свет, и ночью в степи не так темно, как в городе.
Мы тогда долго куда-то шли.
У него было много сестер.
Там были скалы и змеи.
Как побежишь по переходу между спальным и учебным корпусами, так аж ветер за спиной дикий.
На уроке географии она говорит, что мореплаватель не обогнул Африку, а обогнал, ее поправляют, она упорствует, плачет.
Уединяться на чердаке, в погребе, в сарае, овраге, где били Эстрагона.
Пастернак, эстрагон, хрен, самогон.
Вот и здесь уже появились желтые листья.